Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)
Артём внимательно слушает истории. Редкая журналистская удача, неизбежный уже взлёт карьеры и любовь ко всему человечеству растягивают его губы в улыбку небывалой ширины и обаяния. Убойный материал будет!!! Пусть не с людьми на улице – они действительно ничего интересного сказать не могут. Но вот же люди!!! Это же Клондайк «сбывшихся мечт»!!!
– Короче, от вас нужны фильмы о моих друзьях, – подытоживает Владимир Анатольевич. – Как это обычно снимают – вот моя деревня, вот мой дом родной, первая учительница, первая любовь, однокашники, друзья, коллеги, конкуренты – максимум позитива, и чтоб солидно и красиво. Тем более, что они это заслужили и рассказать есть о чем!
Хозяин шикарного кабинета встает – аудиенция закончена. Жмут руки, расходятся.
Вечерина в разгаре. Фильмы о друзьях вызвали одобрение, и даже аплодисменты. Владимир Анатольевич доволен – сюрприз удался. Ребята тоже рады – и с работы не вылетели и людям хорошо сделали. Их благодарят, выпивают с ними, обнимаются.
Артём берет слово, делая знак Даниле снимать. Уверенный в своей журналистской удаче, он произносит развернутое вступление про «сбычу мечт», подчеркнув, что здесь собрались люди, добившиеся всего, что хотели, и предлагает виновникам торжества ответить на вопрос: «Что бы вы все-таки хотели изменить в своем прошлом?»
– В прошлом? – нетрезво хмурится Николай. – Купил бы завод, когда он стоил два ляма, а сейчас уже всё, не подступишься. Такие цены ломят!
– Женился бы на Таньке Ельциной! Мы в параллельных классах с ней учились, она мне глазки строила! Кто ж знал! – хихикает Роман.
– Свалил бы нахрен из этой страны! Но в другой таких бабок не сделать, и так их не просрать, так что гуляем здесь! – машет руками Михаил, садясь мимо стула под общий хохот.
Камера крупно берет лицо Артёма, с которого медленно сползает улыбка небывалой ширины и обаяния…
Подвиг Матросова
– Матрос, айда корабли пускать! – крикнул Витька Прокопенко, когда вывалили из школы.
– Я на деньги играть не буду! – предупредил Ваня Матросов.
– Не, на просто так!
– Ну, пошли, – согласился Ваня.
Слепящее весеннее солнце резвилось в вымытых окнах, бутылочных осколках и ручьях. Тот, что за школой, отлично подходил для регаты. Мощный, с шеверами и завалами, он катил свои талые воды до самого перекрёстка, где с шумом впадал в сточную решетку.
Витька достал дневник и выдрал из него лист.
– Зачем из дневника-то? – спросил Ваня.
– А, там параша, ещё мать увидит, орать будет. Пусть плывёт, – хмыкнул Витька.
Ваня порылся в портфеле, вытащил материн журнал по вязанию, который каждый месяц забирал с почты. На обложке улыбалась темноволосая девушка в вязаном свитере. У нее были необыкновенно белые зубы и красивые глаза. Ваня засмотрелся.
– Ты чего, Матрос, влюбился что ли? – скривился Витька.
– Не, – смутился друг, – думаю, как сделать.
– А мать не заругает?
– Она такой уже вязала. – Ваня аккуратно оторвал обложку от журнала и сложил из нее корабль.
Мальчишки спустили свои судна на воду, и побежали вдоль ручья.
– Твой застрял! – радостно закричал Витька. – А помогать нельзя! Помогать нельзя!
Ванин корабль боролся с завалом. «Вязаную» корму трепало течением, а нос с белоснежной улыбкой уткнуло в кучу веток. Корабль словно вгрызался в них. Разлинованный Витькин крейсер успешно преодолевал сложности весенней навигации.
– Я на просто так играть не буду! – заявил Витька. – Давай на щелбан!
– Так не честно, – серьёзно сказал Ваня.
– Все честно! Щелбан это не деньги!
– Матросов! Прокопенко! Вы дневники сдали? – крикнула с тротуара их классная, Валентина Архиповна, блеснув на солнце очками, серёжками, заколкой и еще чем-то продолговатым под мощным подбородком.
– Я сдал, – ответил Ваня.
– Я сёдня дома забыл, Валентинархипна! – сказал Витька.
– Дома забыл? – потрясла классная подбородком, и на ней снова всё заблестело. – А лодка из чего? Вон та!
– Это не наши, Валентина Архиповна! Мы просто играем! – соврал Ваня, зная, что ему поверят.
– Я, честно, завтра принесу! – подыграл Витька.
– Только завтра – принеси! – строго сказал Ваня, подождав, пока классная пройдет.
Пока разговаривали, Ванин корабль развернуло течением и он, обогнав Витькин парашеносец, продолжил маршрут вперед «вязаной» кормой, белозубо улыбаясь вслед проигравшему.
– Я пошутил про щелбан, – сказал Витька.
– Я так и понял, – улыбнулся Ваня.
Слепящее солнце прицельно било по глазам, отражаясь в металлических частях корабля. Офицер Матросов нес вахту на ВПК «Прямолинейный», привычно наблюдая в оптику линию склейки неба и моря – горизонт.
Американец засветился серебряным крестом в небе с той же стороны, что и в прошлый раз. «Твою ж мать!» – ругнулся Иван и взял его в прицел. Знакомая картина повторялась с точностью до секунд. Американский самолёт приближался, мгновенно увеличиваясь в размерах, и держа курс точно на их корабль. Потом заложил вираж влево, блеснув на солнце стеклом кабины пилота, и направив её прямо на Матросова, в лобовую. Иван видел самодовольную американскую рожу с классической зубастой улыбкой. Самолёт несколько раз с рёвом спикировал на корабль, чуть не задевая мачту и тыча в лицо американским флагом, и снова ушёл в небо. У Ивана свело сжатые кулаки, но реагировать по-другому он не имел права. Это провокация, американцы дразнят, фиксируют на видео, проверяют нашу боевую готовность. Нагло, с уверенностью в собственной безнаказанности. Испытание для нервов непростое. Иван вытер взмокший лоб. Рёв американских моторов стоял в ушах. На БПК, большом противолодочном корабле, позади носовой башни находится реактивная бомбометная установка – РБУ. Залп у неё, как у Катюши, только мощнее. А он должен спокойно наблюдать, как американцы наглеют на глазах. Но система может быть приведена в действие только в случае «готовности № 1» – «по приказу командования в случае вооружённого конфликта или других угрожающих действий со стороны вероятного противника». Во всех прочих случаях он обязан сохранять спокойствие.
«Сохраняем, блин, спокойствие» – вслух сказал Иван, возвращаясь к наблюдению линии склейки неба и моря.
Вечером команда расслаблялась. Пили. О сегодняшнем «налёте» не говорили. Чего говорить? Все понимают, что сделать ничего нельзя. Но напряжение висело в воздухе. Не выдержал Василии, самый старый в команде. Прищурившись, он ленинским жестом обратился к Ивану:
– Вот ты, Матросов! Молодой, всё понимаю, но вот ты знаешь, кто прославил твою фамилию? Слыхал о подвиге тёзки твоего, Александра Матросова?
